Терминатор (Михаил Пухов)

                      Терминатор


 Журнал "ТМ"
 OCR / spellechecking by Wesha the Leopard, wesha@iname.com


1

   Кто будет его компаньоном в космосе, по дороге к  Европе,  Двинский
узнал за три дня до вылета, когда начальник сказал:
   - Скучно тебе не будет. Полетишь с компьютером.
   - С кем? - удивился Двинский.
   - С компьютером. На Европе нужны не только специалисты.  Компьютер,
с которым ты полетишь, необычный. Самая последняя модель.  Заодно  его
собираются  лишний  раз  испытать.  Да  сам  увидишь.  -  Он  явно  не
договаривал.
   Но  оставшиеся  три  дня  Двинский  почти  не  вспоминал  об   этом
разговоре. Он прощался с Настей. Вечером накануне вылета сказал ей:
   - Теперь две недели я буду думать о тебе, и никто мне не помещает.
   - Разве ты летишь один?
   - Не считая компьютера.
   - Бедный. Роботы добрые, но бесчувственные.  Тебе  будет  тоскливо.
Ведь правда?
   - Нет, - не согласился Двинский, - со мной будешь ты.
   Наутро он был на космодроме. Европа - не только  часть  света.  Еще
это спутник Юпитера: там филиал института. Рейсовый караван малой тяги
ходит к Юпитеру раз в год - полгода туда, полгода  обратно.  В  другое
время пользуются экспрессами  -  сжатый  объем,  никакого  комфорта  и
грандиозные энергетические затраты. Но ожидание дороже.
   Астровокзал. Граница  Земли  и  неба.  Две  группы  -  улетающие  и
провожающие.  Насти  не  было,  так   договорились.   Грустно,   когда
провожают. Еще грустнее провожать... даже если на год.
   На орбите  Двинского  ждали.  Не  каждый  день  кто-то  стартует  к
Юпитеру, тем более на  экспрессе.  Проводили  в  ангар.  Экспресс  без
разгонного блока был мал, вроде бескрылого истребителя.
   У открытого люка Двинский попрощался с провожатыми. В  который  раз
выслушал последние инструкции - как вести себя при взлете  и  особенно
при посадке. Потом поднялся по лесенке в кабину и опустился  в  кресло
перед пультом управления.
   Створки сошлись, отгородив Двинского от людей.


2

   - Здравствуйте, - произнес голос. -  Двинский  Владимир  Сергеевич,
ведь правда?
   Голос звучал ровно, бесцветно, как у обычного  автомата.  Но  слова
были  другие.  "Ведь  правда?"  -  Настя  тоже  всегда  так   говорит.
Удивительно: ты прощаешься с женщиной и приходишь к машине,  и  слова,
сказанные  машиной,  те  же,  что  произнесла  женщина  при  прощании.
Философский смысл: прощание с человеком - аналог встречи с машиной.  И
поэтому одинаковые слова? Чушь какая-то!
   - Здравствуйте, - ответил Двинский.
   - Теперь приготовьтесь, - сказал тот же голос. - Скоро старт. Вы не
боитесь одиночества?
   - Нет.
   - Правильно. Есть вещи, которые сначала надо  пережить.  Но  ладно.
Две недели я буду для вас всем - и пилотом и собеседником. Еще буду  о
вас заботиться. Вместо мамы. Или девушки. У  вас  есть  девушка,  ведь
правда?
   - Невеста.
   - Видите, Володя, я умею угадывать. Вы разрешите называть вас  так?
Вам тридцать, я  немного  старше.  Но  мы  почти  ровесники.  Как  вам
нравится предложение?
   - Нормальное предложение, - сказал Двинский. - А в каком смысле  мы
ровесники?
   - Это долгая история, - бесцветно сказал компьютер, - но впереди  у
нас две недели. Вашей невесты здесь нет, и позаботиться о вас  некому.
Кроме меня. Поэтому застегните ремни. Мы отлетаем. Можете курить, хотя
это запрещено. Мне дым не мешает. Если возникнет пожар, мы с вами  его
потушим.
   - Не курю.
   - Вот и чудесно, - произнес компьютер. - Дым мне не вреден,  но  он
плохо пахнет. И тушить пожары мало приятного.
   - Действительно, радость небольшая.
   -  Вы  умный,  Володя.  Вы  все  понимаете.  Но   ладно.   Вы   уже
пристегнулись? Прекрасно. Сейчас отлетаем.


3

   Перегрузки были небольшие и не доставляли  ему  неудобств.  В  этом
прелесть старта с орбиты. Перегрузки слабые, но длительные. При взлете
с Земли - все наоборот.
   Легкий толчок сообщил,  что  разгонный  блок  отделился  и,  сменив
траекторию, идет на приемную базу.
   - Разгонный отошел. Приготовьтесь к невесомости.
   - Готов, - сказал Двинский.
   - Хорошо. Вы как ее переносите?
   - Неплохо.
   - Славно, - сказал компьютер. - Я читал, многие боятся. Сам я  этих
чувств не испытываю. Кстати, как вам  нравится  выражение  "испытатель
чувств"?  Тот,  кто  испытывает   разные   чувства.   Точный   синоним
человека...
   Это произошло. Из-под Двинского выдернули кресло. Он падал на  пол.
Но падение затянулось, и  Двинский  разумом  осознал,  что  кресло  на
месте,  он  все  еще  к  нему  привязан.  Ничто  никуда   не   падало.
Невесомость.
   - Вероятно, это забавно, - сказал компьютер. - Я читал, что  из-под
тебя будто выдергивают  кресло.  Но  это  быстро  кончается,  если  ты
тренирован.
   Это кончилось. В свое время Двинский  тренировался  достаточно.  Он
надавил кнопку на подлокотнике; ремни,  скользнув,  исчезли.  Двинский
придерживал кресло, чтобы оно не уплыло.
   - Никакого комфорта, ведь правда? - сказал компьютер. - Обедать,  к
сожалению, рано. Что будете пить? Есть чай, кофе, разные соки...
   - Я бы предпочел кофе, - сказал Двинский.
   - Правильно. Когда я был человеком, - сказал компьютер,  -  я  тоже
предпочитал кофе.


4

   Шли  вторые  сутки  полета.  Двинский,   разговорившийся   было   с
компьютером, теперь избегал бесед. Последняя фраза  его  обескуражила.
"Когда я был человеком". Шутка конструкторов? Нет. Что-то жуткое  было
в словах компьютера, будто на Двинского  повеяло  холодом  из  чужого,
скрытого прошлого. "Когда я был человеком"...
   Вечером компьютер сказал:
   - Вы зря стесняетесь.  Не  думайте,  что  меня  можно  обидеть.  Не
думайте, что я о чем-то жалею. Все считают,  что  я  потерял.  Потерял
что-то большое, а приобрел  немногое.  Наоборот.  Я  почти  ничего  не
потерял, а приобрел очень много. Мозг,  очищенный  от  эмоций,  чистое
мышление без примеси унижающих  человека  страстей...  Спрашивайте,  я
отвечу на ваши вопросы.
   Он умолк. Двинский тоже молчал. Он уже понял, что это не шутка. Его
спутник  киборг  -  кибернетический  организм,  человек,  сращенный  с
машиной. Такие уже сто лет разгуливали по страницам  романов.  Но  что
они есть в действительности. Двинский не слышал.
   -  Собственно,  я  киборг,  -  продолжал  невидимый  собеседник.  -
Знакомое слово?
   - Да.
   - Но вы  не  знали,  что  оно  произносится  с  ударением  на  "и".
Наверняка ударяли на "борг".
   - Да, - сказал Двинский. Вот она, человеческая трагедия. Теперь ему
важно одно: правильно расставить ударения.
   Впрочем, зачем трагедия? Если человек на это пошел, то добровольно.
Как он сам признает, его положение ему нравится.
   -  С  Европы  меня  высадят  на  Юпитер,  -   продолжал   невидимый
собеседник. - Представляете? Разве это не чудо? Я буду  работать  там,
где побывали только роботы. Под  вечно  бушующей  атмосферой,  на  дне
океана газов. Один во веки веков. Это прекрасно, ведь правда?
   Двинский молчал.
   - Для вас, наверное, все равно, что я,  что  робот,  -  сказал  его
Собеседник. - Вы в чем-то правы. Все правы. Только не думайте,  что  я
об этом мечтал, что добровольно пошел на  это.  У  нас  впереди  много
времени, и вы все узнаете, если захотите слушать.


5

   - Смерть - это одиночество. Вы  ни  разу  не  умирали.  Никогда  не
ощущали, как замедляется и останавливается время. Вечность проходит  в
этом состоянии - больше чем за всю жизнь. Но интересно ли вам это? Или
я зря стараюсь?
   - Наверное, интересно, - помедлив, сказал Двинский. - Ведь этого  и
вправду почти никто не испытывал. Точнее, некому об этом рассказать.
   Разговор происходил, естественно, в той же  кабине,  что  накануне,
там же, если забыть, что экспресс переместился на миллионы километров.
Собственно, Двинский ни о чем не расспрашивал киборга. Как обычно, тот
вел разговор сам.
   - Это коллапс  времени,  -  сказал  киборг.  -  Вы  со  всем  миром
оказываетесь в разных временных рядах. В субъективном  времени  смерти
нет, ибо по  другую  ее  сторону  нет  сознания,  там  ничто.  Мир  же
проскакивает мимо, для него это смерть. Реальна только  чужая  смерть,
собственной для индивидуума не существует.
   - Это удобная теория, - сказал Двинский.  -  Думаю,  многие  с  нею
согласятся, если вы это  всем  расскажете.  Приятно  чувствовать  себя
бессмертным, пусть даже в собственном времени.
   - Ну, бессмертие в застывшем мире не так уж сладостно... Но бояться
смерти не стоит. Вселенная останавливается в сознании умирающего точно
так же, как для вселенной застывает коллапсирующая звезда. Знай я  это
в нужный момент, меня бы тут не было. Но я считал, что смерть возможна
и для субъекта - а за нею ничто. Правда, мой выбор оказался лучше, чем
я полагал.  Теперь,  как  видите,  я  понял   массу   вещей.   Вы   не
представляете, насколько это мощный инструмент - мой теперешний  мозг.
Впрочем, возможности человеческого воображения ограничены.
   - А ваши? - спросил Двинский.
   - Я - другое дело. Ведь я смерти не испытывал. Все было  спокойнее.
Несчастный случай, я без сознания. Потом прямо на столе мне предлагают
выбор: или - или. Не смерть мне предлагали, конечно. Но жизнь, которая
меня всегда пугала. Тогда я решил, что пусть уж лучше вообще ничего не
будет, никакой оболочки. Незадолго до этого я разошелся с  женой.  Под
ее влиянием, наверное, и родилась у меня эта мысль. Ты, говорила  она,
добрый, но бесчувственный. Как робот. Тебе только компьютером быть.


6

   - Жизнь у нас не сложилась, - рассказывал киборг. - Мы были  женаты
пять лет. Я ее любил, но был слишком ревнив. Это сейчас я понимаю, что
слишком. Тогда мне казалось, что это она слишком легкомысленна.
   - Казалось?
   - Да, - сказал киборг. - Она была очень красивая, умница...  Ну,  а
на меня иногда находило. Дикая это штука - ревность. Внутри  возникает
тревога и пустота, а потом эту пустоту  затопляет  что-то  черное,  из
глубины. И ты уже совсем другой человек. И ты совершаешь  поступки,  о
которых потом жалеешь. И как жалеешь!  Но  сам  убиваешь  все...  Даже
себя.
   - Как это? - спросил Двинский.
   - Я ведь уже разошелся с нею, - ответил, помолчав,  киборг.  -  Она
уехала отдыхать. Вдруг вечером включается видеофон. Смотрю  -  весела,
спокойна.  Рассказывает,  как  отдыхает,  на   кого-то   оглядывается.
Кончился разговор, а я места себе не нахожу. Чем она довольна,  почему
весела, с кем была? Жуткие мысли роились в голове, хоть и права на них
не  имел.  Тем  достоверней  они  казались.  Выскочил  из  дому,  взял
электрокабину, набрал код города, в котором она отдыхала.  Сорвал  все
ограничители и ручку скорости отжал  насколько  возможно.  За  городом
кабина сорвалась с полотна и врезалась в лес...
   Ревность - дикая вещь,  -  продолжал  киборг.  -  Теперь  я  многое
понимаю. Если бы в моей власти было вернуть те времена,  все  было  бы
по-другому. Нельзя смотреть на женщину как на собственность. Я сто раз
клялся ей, что это не повторится. И себе клялся. И все повторялось.
   -  Вы  уверены,  что  действительно  любили?  -  помолчав,  спросил
Двинский.
   - Конечно. Уверен,  и  она  любила.  Она  ведь  такой  же  человек.
Наверное, любила. До сих пор, вероятно, любит. По-своему, конечно. Она
об этом почти не говорила, но есть вещи, которые ты знаешь  сам.  Ведь
правда?
   - Пожалуй, есть, - согласился Двинский.


7

   Со старта прошла неделя. Заполненная разговорами  с  киборгом,  она
пролетела  незаметно.  Экспресс   проходил   пояс   астероидов.   Пояс
традиционно  считался  зоной  повышенной   метеорной   опасности.   По
сравнению   с   другими   районами   солнечной   системы   вероятность
столкновения действительно повышается здесь в тысячи раз, но все равно
остается ничтожной.
   - Можно, я сам сварю себе кофе? - спросил Двинский.
   - Вам не нравится мой метод?
   - Нравится. Но я никогда не варил кофе в  невесомости.  Сейчас  мне
кажется, что вы варите его почти так, как кое-кто на Земле.  Возможно,
когда я сам его сварю, ваш мне понравится еще больше.
   - Тогда действуйте, - сказал киборг. - Правда, это не по  правилам.
Мы в поясе астероидов, и пассажирам полагается сидеть по местам. Могут
быть ускорения, толчки. Экспресс уходит от метеорита, а вы влетаете во
что-нибудь головой. Но что нам правила? Не можете же  вы  сорок  часов
подряд не вставать с кресла.
   Двинский возился у кухонного  автомата.  В  принципе  экспресс  мог
нести в себе пять человек. Сейчас четыре кресла были  сняты,  и  места
было достаточно. Кухонный автомат размещался позади, справа от  кресла
Двинского. Рядом с автоматом был иллюминатор.  За  прозрачным  стеклом
начиналась  пустота,  заполненная  чернотой  неба.  Окно  в   черноту,
посыпанную мелкими звездами - как порошок кофе с  сахаром  перед  тем,
как его заваривать по-турецки.
   Как  это  делается  в   невесомости?   Очень   просто,   Настенька.
Элементарно,   любимая.   Жидкость   слегка    намагничивается.    Или
электризуется.   Это   раз.    Джезва    тоже    электризуется.    Или
намагничивается. Это два.  Теперь  это  уже  не  джезва,  а  магнитная
ловушка. Магнитная чашка. Сейчас мы  будем  пить  кофе  по-турецки  из
магнитных чашек...
   Джезву вырвало из рук Двинского. Самого его бросило вперед  -  мимо
иллюминатора, головой к пульту, к металлическим углам и напряжению. Но
он не ударился о пульт. У самого пульта его подтормозило,  остановило,
поставило  на  ноги.  Потом  его  швырнуло  в   кресло.   Потом   были
перегрузки.


8

   Двинский осматривал кабину. Немного кофе, две маленькие  чашки.  Но
кабину испачкало основательно. Теперь он с тряпкой в руках  ползал  по
полу, отмывая кофейные пятна. Киборг ему помогал.
   - Должны быть две лужи в углу. Правильно. Еще правее.
   - Точно, - сказал Двинский, снимая  пятно  тряпкой.  -  Как  вы  их
находите? Разве у вас есть глаза внутри кабины?
   - Нет, - сказал киборг. - Они глядят во вселенную. Но у  меня  есть
инерционные датчики.
   - Вы хотите сказать, что реагируете на смещение центра тяжести?
   - Естественно.
   - На смещение из-за пролитого кофе?
   - Почему нет?
   - Нужна потрясающая точность.
   - Что вы знаете о моей точности?
   - Ничего, - сказал Двинский. Он нашел второе пятно в углу.  -  Нет,
нет, нет. Я ничего не знаю. Но каждый сравнивает с собой. И еще -  как
вам удалось сманеврировать так, что я очутился в кресле? По-моему,  вы
спасли мне жизнь.
   - Не стоит благодарности.  Нам  угрожал  метеорит.  Есть  множество
траекторий, уводящих от опасности. Бесконечное множество. Оно содержит
бесконечное  подмножество  траекторий,  на  которых  инерционные  силы
бросают вас в кресло.  Что  остается?  Выбрать  путь,  оптимальный  по
какому-либо параметру. Например, по величине ускорений.
   - Но ведь это  очень  сложная  вариационная  задача!  -  воскликнул
Двинский. - Ее  нужно  решить,  и  практически  мгновенно!  Разве  это
возможно?
   - Почему нет? - сказал киборг.- Если  решение  однозначно,  процесс
его нахождения  сводится  к  переводу.  Это  чистая  лингвистика.   Вы
переводите  задачу  с  языка  начальных  условий  на   язык   решений.
Естественно, все переводят с разной скоростью.
   - И вы быстрее всех?
   - Нет, - сказал киборг. - Как пишут  в  анкетах,  я  владею  обоими
языками  в  совершенстве.  Мне  не  нужно  переводить.   Если   задача
поставлена, я сразу знаю решение.
   - Слова я слышу, - сказал Двинский.  -  Впрочем,  если  вы  делаете
такие вещи инстинктивно, как я перехожу улицу, мне  очевидна  и  суть.
Только почему я не оказался в кресле вверх ногами?  Впрочем,  для  вас
это тоже просто.
   - Естественно, - сказал киборг.- Я могу придать вам любое положение
относительно  кабины.  Могу  усадить  в  кресло,   прижать   лицом   к
иллюминатору,  положить  вашу  руку   на   пульт,   заставить   нажать
какую-нибудь  кнопку.  Наш  ручной  пульт  -  фикция.  Когда  кораблем
управляет робот, пилот всегда  может  перехватить  управление.  У  нас
такое возможно  лишь  в  принципе.  Сигнал  с  пульта  перебивает  мои
команды, но от меня зависит, чтобы пульт молчал.
   - Почему так сделано? -  спросил  Двинский.  Вновь  на  секунду  он
ощутил знакомое чувство, будто на него повеяло холодом. - Зачем?
   - Никто этого не предвидел, - сказал киборг. - Все  думали,  что  у
пилота есть возможность взять управление на себя. На  деле  получилось
не так. И правильно. Человек всегда во власти  эмоции.  У  него  могут
возникнуть галлюцинации, он может сойти  с  ума,  его  может  затопить
черная волна из глубин психики. Я знаю это на опыте. Мало ли что может
случиться с человеком!..
   - А с вами?
   - К  моему  глубокому  сожалению,-  монотонно  произнес  киборг,  -
ничего.


9

   Двинский любовался Юпитером. Более величественного  зрелища  он  не
видел. Земля тоже впечатляет, но мы привыкли к Земле. Юпитер -  другое
дело. Никакая  кинохроника  не  в  силах  передать  вид  на  Юпитер  с
расстояния  'в  миллион  километров.  Бездонные   глубины   атмосферы,
выпуклости тайфунов, полосы облаков, круглые тени спутников. И то, для
чего в языке еще нет подходящих слов.
   Экспресс догонял Европу. Торможение началось вскоре после выхода из
пояса астероидов.  Основная  скорость  была  сброшена.  Даже  наиболее
сложный маневр - гравитационное  торможение  при  пролете  Каллисто  и
Ганимеда - был завершен.  Сейчас  экспресс,  почти  погасив  скорость,
приближался к Европе. Ее пятнистый диск висел впереди, превышая Землю,
наблюдаемую со стационарной орбиты. И увеличивался на глазах.
   - Вы не забыли, как вести себя при посадке?  -  спросил  киборг.  -
Через несколько минут мы войдем в атмосферу. Когда скорость упадет  до
тысячи километров в час, я выпущу крылья.  Верней,  сначала  тормозные
парашюты. Ленточный, потом обыкновенные. Их четыре. Они очень  красиво
смотрятся на фоне неба - как  букет  из  четырех  цветов.  Хотя  я  бы
предпочел, чтобы их было три.
   - Почему?
   - Ну, четные букеты кладут на могилы, - сказал киборг.  -  Парашюты
напоминают мне, что я... не совсем жив.
   Некоторое время они молчали.
   Европа стала больше Юпитера. Ее вогнутая чаша занимала полнеба. Она
уже не увеличивалась в размерах, но рисунок пятен укрупнялся.
   - Пора прощаться, -  сказал  киборг.  -  Надеюсь,  наши  беседы  не
пропадут впустую. Вы нравитесь мне,  Володя.  Главное,  берегите  свою
невесту. Не  поддавайтесь  ревности.  Мужчина  должен  уметь  прощать.
Сейчас я никогда бы не поступил так,  как  раньше.  Мне  бы  хотелось,
чтобы вы всегда ее любили. Пусть моя печальная история не повторится.
   - Ваша жена тоже была неправа,- сказал  Двинский.  -  По-моему,  ей
нравилось  вас  мучить.  Женщина  должна  быть  другой.  Если   любит,
конечно.
   - Она меня любила, - сказал киборг. - Есть вещи, которые ты знаешь.
Кстати,  обратите  внимание  на  пейзаж: скалы Европы - это   вам   не
какие-нибудь Альпы! А какой, по-вашему, должна быть женщина?
   Небо в иллюминаторах  окрасилось  алым:  экспресс  накалял  воздух.
Скалы были  далеко  внизу,  дикие,  нетронутые  цивилизацией.  От  них
тянулись длинные тени. Экспресс  приближался  к  линии  терминатора  -
внизу была вечерняя заря, там заходило Солнце, хотя на ста  километрах
оно стояло еще высоко. Еще немного -  и  будет  видна  темная  сторона
спутника. Там обитаемый центр, и ночь, и люди уже засыпают.
   - Женщина должна быть доброй,- сказал Двинский. - Как моя Настя.
   - Ее зовут Настя?
   - Да. А почему вы спросили?
   - Так, - монотонно произнес киборг. - Действительно  глупо.  Она  у
вас, наверное, красивая.
   - Очень, - сказал Двинский. - Хотя почему-то ее лицо ускользает,  я
не могу удержать его перед собой.  Отчетливо  помню  лишь  родинку  на
щеке.
   - Родинку на щеке?
   - Да. У нее небольшая родинка возле левого глаза. Но она  ей  идет.
Только ее фамилия мне  не  нравится.  Но  это  дело  поправимое.  Ведь
правда?
   - А как ее фамилия? - помедлив, спросил киборг.
   - Фамилия? - Двинский назвал фамилию. - Зачем она вам?
   Киборг не ответил. Несколько мгновений висела  тишина.  И  внезапно
оборвалась - в репродукторах замяукало и засвистело. Это Двинский  уже
слышал - радиоголос Юпитера, превращенный в звук.
   Но почему киборг включил приемник, не ответив на заданный вопрос?
   Экспресс во что-то уперся  -  это  пошли  за  борт  парашюты,  гася
оставшуюся скорость.
   Опять невесомость. Без  предупреждения,  без  приглашения  затянуть
ремни.   Поверхность   спутника   метнулась   вверх,    запрокинулась,
перевернулась. Экспресс падал. Мелькнуло небо -  пустота,  заполненная
черным. В отдалении  возник  причудливый  разноцветный  букет.  Четыре
небесных цветка, отделенные парашюты.
   - Почему вы не выпускаете крылья?..
   Киборг молчал. Или ответ потонул в грохоте радио.
   - В чем дело? - закричал Двинский. Спутник медленно поворачивался в
иллюминаторах. Снизу. Слева. Справа.  Сверху.  Опять  снизу.  Экспресс
вращало.
   - Что случилось?
   Никакого ответа.
   Что могло случиться? "К сожалению,  ничего".  За  иллюминаторами  -
лишь небо и скалы. Скалы все ближе, и небо все ближе. И  жуткий  хохот
радио.
   Двинский дернулся к пульту. Еще не  поздно.  Включить  двигатель  и
выпустить крылья. С киборгом что-то произошло. Там разберемся.
   Двигатель ожил сам. Корабль вздыбился. Двинского вырвало из  кресла
и швырнуло вперед - на острые углы и напряжение.
   Это уже когда-то происходило.
   Он не ударился головой о пульт. Его подтормозило в воздухе.  Нет  -
он висел  неподвижно,  а  кто-то  уводил  от  него   пульт,   медленно
поворачивал вокруг него кабину и приближал к его глазам иллюминатор. И
давил, давил, давил иллюминатором на лицо.
   Перегрузка была оглушительной. Двинский  не  мог  шевельнуться,  но
мысль работала. Были фразы, которые все объясняли: "Роботы добрые,  но
бесчувственные", "Я сто раз клялся, что это не повторится", "Что-то на
меня находило", "Я готов был убить  каждого",  "Теперь  я  бы  так  не
поступил", "Со мной ничего не случится", "Ее зовут Настя?", "А как  ее
фамилия?", "И у нее родинка на щеке? Ведь правда?.."
   Совпадение? Нелепое совпадение? Нет. Нет. Нет!
   Когда он уже видел место, в которое  врежется  экспресс,  неведомая
сила оторвала его от иллюминатора и швырнула в кресло.


10

   Очнулся Двинский  на  Европе,  в  больнице.  Рядом  стояли  врач  и
руководитель станции.
   - Ну, молодец, - сказал руководитель. - Экспресс ты посадил  просто
чудом. Что у тебя произошло?
   Двинский молчал.
   - Мы уже давно следили за тобой. Все  шло  по  программе,  и  вдруг
машина словно взбесилась. Ты вырвал ее у  самой  поверхности.  Что  же
все-таки произошло?
   - Экспресс посадил киборг, - сказал Двинский.
   - Нет. Он-то и вышел из строя первым. Это мы  знаем,  но  непонятны
причины. Какой был компьютер! Почти человек. А сейчас...
   Руководитель станции невесело усмехнулся.
   -  То  есть  внешне  все  цело,  но  теперь  это  просто   шкаф   с
микросхемами. Ассоциативные связи разрушены, ограничители  уничтожены,
память стерта. Кибернетики говорят, это невозможно. Неужели ты  ничего
не заметил?
   Двинский молчал. Руководитель станции повторил с сожалением:
   - Какой был компьютер! Мечта!..
   Используя форму гротеска, американский писатель-фантаст показывает,
к каким пагубным последствиям может привести бездумная  "машинизация",
охватившая в последние годы многие капиталистические страны.