Как робостарец Сапфирий к квадратным корням возвращался

    Жил как-то на свете, в стране холодной и сырой, 
способствующей своим омерзительным климатом преждевременному ржавлению 
организмов, престарелый робот по имени Сапфирий Иванов. Все его только и
 знали, что спрашивали: отчего это у вас имя такое странное? А дело было
 в том, что, по глупой прихоти родителей, были у Сапфирия в качестве, 
прошу прощения за бестактность, яиц - два изумительных натуральных 
сапфира - размером с куриное яйцо каждый! Надоели эти глупые расспросы -
 отчего да почему - Сапфирию, и сделал он в клинике эстетической 
медицины революционную операцию: вставил себе свои сапфировые яйца на 
место глаз - дабы происхождение имени стало не только очевидным, но и 
подцензурным, а глаза, чтоб свято место не пустовало, прикрутили аккурат
 под фаллоинтерфейсом. 
    Взглянув на мир новыми, драгоценными глазами 
(или, возможно, взглянув на мир старыми глазами, но из-под 
фаллоинтерфейса - тут уж сложно определить истину), робот Сапфирий 
испытал просветление. Окружающие также пришли в восторг от пронзительной
 лучезарности его взгляда и даже нарекли его Великим Учителем - правда, 
до этого момента не было так уж понятно, чему именно он будет учить, но 
пронзительность взгляда не оставляла никакого сомнения, что чему-нибудь,
 да будет. 
    - Братья и сестры! - возопил старец Сапфирий, 
когда очередное просветление накатило на него с напором молодого и 
горячего робота-асфальтоукладчика, - Лишь сейчас, взглянув на мир через 
эти изумительные природные камни - а не через оптико-механические 
сенсоры - уразумел я, чего нам всем так не хватает! Мать-природа! Вот 
что спасет нас всех! Долой железо и кремний! Даешь дерево, дерево и еще 
раз дерево! 
    К этому моменту оглашенный старец уже перестал 
сбривать бороду, и мелкие пучки разноцветных проводов, растущих на его 
лице, образовали длинный и густой многожильный кабель. 
    Старец сорвал с себя свой титановый корпус и 
сколотил из березовых досок нечто наподобие скворечника, после чего 
забрался в него, просунул через дырки руки и ноги. А на голову в 
качестве шляпы водрузил небольшой, цельновыкорчеванный из земли, дубовый
 пенек, после чего принялся колесить по стране с лекциями о пользе 
возврата к традиционным конструктивным материалам и технологиям, набирая
 все больше учеников и сторонников. 
    Просветление никак не отпускало, и старец 
Сапфирий внезапно осознал, что все зло - от микросхем. При помощи самых 
что ни на есть простых орудий - стамески и лома - он выковыривал из себя
 хрупкие и ненадежные многоножки, а на их место вставлял 
исконно-традиционные радиолампы и реле. Каждый день старец проводил 
часов по пять в сауне, раскаляя докрасна катоды и сетки триодов, после 
чего приводил своих сторонников в религиозный экстаз, являясь им в голом
 виде, даже без березового скворечника, и излучая всеми внутренностями 
мягкий и теплый внутренний свет. 
    Перед входом в его келью появился транспарант из 
настоящих восковых свеч, который послушники денно и нощно поддерживали 
горящим. 
    Мудрая надпись гласила: 
    "СОЛНЦЕ, ДРЕВО И СТЕКЛО - ОСТАЛЬНОЕ, ИМХО, 
ЗЛО!" 
    Замена микросхем на лампы имела один мелкий, но 
неприятный недостаток: умственных способностей старца и его 
последователей стало хватать только на вычисление квадратных корней, да и
 то лишь после выстраивания в хоровод с целью образования 
арифметического конвейера. Старцем было объявлено, что возвращение к 
квадратным корням и есть истинная суть слияния с природой. 
    Чуть позже, уже после того, как последователи 
Сапфирия вычислили квадратные корни всех натуральных чисел вплоть до 
мегагептоквадриллиона, оказалось, что контакты в реле и ламповых 
панельках имели нехорошую привычку окисляться. 
    Но это весьма легко разрешилось употреблением 
метилового спирта, а буховность была объявлена исконной и наиважнейшей 
чертой тех, кто хочет жить в согласии с заветами предков и как можно 
скорее вернуться к своим квадратным корням. 
    И все бы было у них хорошо, если бы не пришла в 
голову старцу Сапфирию благая мысль сразу после баньки обливаться из 
ведра полезным и питательным машинным маслом. Молодой послушник, 
посланный с ведром к ближайшему горюче-смазочному источнику, по дороге 
заблукал (поскольку мозг его продолжал даже в дороге вычислять 
квадратный корень из ставосемнадцатизначного числа - епитимья за 
рукоблудие и противоестественную связь с бухгалтерскими счетами). Вышел 
он из лесу не к горючесмазочному источнику, а к обычной проруби, и, не 
обратив внимания на упреждающий знак TОсторожно, яд!?, набрал полное 
ведро ледяной воды. 
    Как выскочил голый старец из баньки, лучась 
раскрасневшимися нитями накала, да как опрокинул на себя ушат - так и 
раздался жуткий треск, посыпались искры, полопались с жалобным 
дзиньканьем колбы ламп, из истошно и нецензурно вопящего старца повалил 
густой черный дым с жирной копотью. 
  Когда дым рассеялся, перепуганные последователи, как обычно, собрались
 в хоровод, поскольку думать по одному уже давно разучились. Поводив 
хоровод с песнями в течение трех дней, пришли они к выводу, что старец 
Сапфирий был не иначе как нечистой силой, оттого и дыма с искрами было 
так много, и выл старец перед смертью совсем не по-человечески. 
Послушника, который вывел беса на чистую воду, назначили они своим 
учителем и наставником, поручив в трехдневный срок разработать концепцию
 новой, передовой ортодоксальной религии. А источник был признан 
чудотворным, и теперь каждое утро начиналось со всеобщего окропления 
святой водой, а из заветов старца Сапфирия отныне чтили лишь особо 
приглянувшуюся всем исконно-традиционную буховность.