Андроид на планете Земля

лая 
шёлковая блузка, мини-юбка из красной кожи, телесного цвета чулочки... 
Чёрт, как же хочется на Датру!



Шэла очень поддержала Антона морально предложением звонить.

Но всё-таки он покидал датрианское представительство в 
совершенном смятении духа, мыслей и чувств. Вот так накрутил ему 
миллифрейд Вася Ибрагимович!

Датра вильнула хвостом перед носом и была такова. Хорошо 
хотя бы, что скоро должно отпустить. Иначе тоска навалилась по 
потерянной планете любви - хоть стреляйся. И тут ещё милая, добрая 
Шэла...

А сколько нежности и ласки в мягком, но уверенном 
рукопожатии! Не иначе это был намёк, и теперь красивая, сладострастная 
датрианка ждёт звонка с нетерпением.

Да нет, выдумки, конечно. Фантазии, возбуждённые любовной 
горячкой. Хотя...

До вечера и весь следующий день Антон мучался желанием 
позвонить Шэле и пригласить на свидание. Напрямую, чтобы сразу внести 
ясность.

Или нет, лучше что-нибудь соврать. Лишь бы встреча 
состоялась! В какой-нибудь неформальной обстановке. А уж за 
разговором...

Но вскоре должно было отпустить. Антон уговаривал себя 
немного потерпеть - и у него получалось.

Однако миновали вторые сутки внутренней борьбы, а жар не 
спадал, несмотря на многочасовое блуждание под холодным косым дождём.

Настала суббота. Утром звонили Сорокины, вечером приходили 
под дверь. Антон не ответил на телефонные звонки, а когда Сорокины 
заявились лично, сделал вид, что его нет дома. Мелкие, низкие людишки, 
недостойные андроиды. О чём ему с ними говорить? Разве они способны 
понять и разделить его высокие чувства?

В муках минуло воскресенье. А на рассвете в понедельник 
рука сама набрала номер, к тому времени безнадёжно заученный наизусть.

- Алло? - послышалось в трубке нежное, упоительно-родное, 
от которого защемило в сердце и застучало в висках.

- Шэла? Это Антон. Помнишь? Балясин, у которого девять 
сотен градусов. Я тут думал-думал... Слушай, а почему бы не встретиться,
 чтобы обсудить всё спокойно? Ты сегодня после работы не занята? Во 
сколько вы заканчиваете?

- Да, Антон, помню! Привет. Конечно, можно и после работы. В
 неформальной обстановке, да? Мы заканчиваем в пять.

- Отлично! Я буду ждать тебя у ворот представительства.

- Договорились. До встречи!

- Пока!

Он с бешено колотящимся сердцем положил трубку.

И вдруг стукнул кулаком в стену, разбив костяшки до крови. 
Что он делает?! Ведь это одержимость!

Через секунду Антон набирал другой номер.

- Алло, Вася Ибрагимович?

- Ну?

- Ровно неделю назад я у вас смотрел дурацкий датрианский 
фильмец. Помните? Временка. Она через сколько дней проходит?

- А я вам не говорил? Странно. Ну извините, жизнь такая, 
вертимся как белки в колесе. Максимум наступает на вторые сутки, потом 
следует резкое убывание, и через три-четыре дня после сеанса отмечаются 
лишь незначительные остаточные эффекты. Они со временем тоже проходят. 
Но весь процесс может занять до нескольких месяцев.

- Остаточные эффекты? - заорал в трубку Антон. - Ни фига 
себе остаточные! Да ты знаешь, сукин сын, что меня вообще на тесте 
завернули! Из-за зашкала, который не проходит и сейчас!

- Не понимаю, о чём вы. Хотя приезжайте, обсудим. 
Приезжайте срочно.



Антону понадобился час времени, чтобы сквозь осенние ветер и
 морось добраться до лаборатории и выложить подробности своего фиаско и 
нынешней одержимости.

Теперь Вася Ибрагимович в панике бегал взад-вперёд по 
узкому проходу между нагромождениями аппаратуры, ящиков и проводов, 
горестно причитая:

- Да что ж вы так... да что ж в самом деле... нет, ну нужно
 же было проверить начальные миллифрейды, чтоб не влипнуть... что ж вы 
не сказали-то, а?

- А я откуда знал? Кто здесь специалист? Прежде чем совать 
мои мозги в поляризатор, почему вы их не обследовали?

Доктор остановился, драматически всплеснул руками.

- Да что ж вам тут, диагностический центр? Настолько 
сильная реакция бывает только при изначальном превышении нормы, причём 
значительном! Во-первых, оно само по себе великая редкость, во-вторых, 
зачем вам вообще понадобилась поляризация? Я уж знаете, сколько клиентов
 обслужил? Сотни, тысячи! Никогда ничего подобного! Такие, как вы, сюда 
просто не ходят, им и так хорошо!

Антон обречённо вытер пот со лба. Действительно, 
непростительное легкомыслие...

- Что ж теперь делать? - виновато спросил он.

- Я бы вам посоветовал обратиться в больницу. Однако потом и
 вы в проблемах с психиатрами погрязнете, да и с законниками, и до меня,
 чего доброго, доберутся. Кстати, больше по телефону прямым текстом не 
надо, ага? И без того по краю хожу.

- Да, извините. Вспылил. А в психбольницу действительно не 
хотелось бы.

Вася кивнул.

- Попробуем справиться сами. Теоретически средство есть. Но
 с такими случаями, как ваш, я на практике дела ещё не имел. Ладно. 
Когда-то ведь нужно начинать, правда?

- Вероятно, да. Так что за средство?

- Церебральный дефибриллятор Горбункова. Небольшой 
электромагнитный шок легко снимает чрезмерную активность лимбической 
системы - это, если вы не в курсе, структура мозга, заведующая эмоциями,
 которая, собственно, миллифрейды и продуцирует. Правда, заодно с 
освобождением от одержимости, вы испытаете некоторый упадок психических 
сил. Небольшую апатию или даже депрессию...

- Точно небольшую?

- Теоретически - да.

Антон нерешительно поморщился.

- А другого средства нет?

- Ещё можно снова использовать поляризацию, но обратную. 
Чтобы заменить вам любовь к датрианкам на ненависть. Сместив полюс 
активности с поясной извилины к амигдалам, мы понизим разность 
лимбических потенциалов. Я понятно выражаюсь?

- Хм... Допустим, понятно. Но в чём подвох?

- М-м... тут трудно рассчитать силу необходимого 
воздействия. Недостаточное не избавит вас от одержимости, только сделает
 её противоречивой. Чрезмерное - всего-навсего поменяет плюс на минус, к
 чему вы вряд ли стремитесь. А эффект, скорее всего, окажется 
постоянным.

Помолчав, доктор проникновенно заявил:

- Я бы посоветовал дефибрилляцию, чтоб наверняка.

- Хм... - сказал Антон. - А может, сразу лоботомию?

После продолжительных раздумий, он заглянул в синие Васины 
очи:

- Доктор! Давайте для начала попробуем без электрошоков? 
Только вы уж постарайтесь рассчитать дозу.

Вася Ибрагимович со вздохом кивнул:

- Что ж, постараемся... Да, а денег я с вас не возьму.

Про обещание вернуть уже уплаченное, если тест окажется 
провален, доктор почему-то не вспомнил.



От киносеанса Антон ожидал чего угодно, только не того же 
самого фильма, что ему крутили здесь на прошлой неделе. Тем не менее, 
смотрел с интересом с первых же кадров. Теперь всё воспринималось иначе.
 Он уже знал, что будет за фильм, поэтому был свободен от ожидания 
откровенной вульгарщины, не ждал и ничего сверхъестественного. Можно 
было спокойно сосредоточиться на том, что же на самом деле происходит на
 экране.

И перед внимательным, вдумчивым взглядом обнажались все 
живодёрские подтексты датрианской мелодрамы. Во-первых, андроид. Где они
 нашли актёра на роль эмоционального кретина? Да настолько тормознутых 
землян один на сто! То есть, может быть, и не один на сто, но не больше 
половины - точно. Во-вторых, датрианка. Да, конечно, утончённость, 
изыск... чуть утрированные, что простительно... но какая гармония с 
легкомысленной свободой устремлений и поступков! Её поведение - как 
дьявольские танцы, где целомудренная похоть в степени непорочного 
распутства. Милый, люби и делай что хочешь - но я знаю, что ты не умеешь
 любить, и ничем-то ты мне обратного не докажешь. Изысканный садизм, 
утончённая пытка. Вот такие развлечения у суперсуществ, пребывающих на 
недостижимой моральной высоте. И, конечно, специальное извращённое 
упоение в том, чтобы выбрать объектом издевательств особо ущербного 
землянина, настоящего андроида.

На этот раз фильм оставил неизгладимое впечатление. Антон 
даже пожал Васе Ибрагимовичу руку в признательность за повторный показ.

На свидание с Шэлой он не пошёл, ибо одна мысль об этой 
блудливой датрианской сучке вызывала у него приступ невыносимого 
омерзения.

Тошнило до самого вечера, пока не пришёл спасительный сон. 
Но с ним нагрянули кошмары.

Весь следующий день Антон обдумывал планы ужасной мести 
датрианам за их бесчеловечное вероломство и отвратительные нравы. Планы 
были один абсурднее другого и совершенно неосуществимы.

Но уже к вечеру народный мститель радостно поскуливал от 
предвкушения того, как утром позвонит Шэле, извинится за пропущенное не 
по своей вине свидание и договорится о новом. А потом, уединившись с ней
 в укромном уголке, затащив, к примеру, в пустыри долгостроев, мокрые и 
скользкие от осенних дождей, будет брать датрианскую шлюшку за загривок,
 грубо запрокидывая ей голову: "Говоришь, люби и тогда делай что хочешь?
 Ну-с... щас поглядим, чего я хочу, весь такой влюблённый..." А она 
будет перепуганно таращить изуверские чёрные глазёнки, шептать дрожащим 
голоском бесполезные просьбы о пощаде...



Наутро Антон как штык был в лаборатории Васи Ибрагимовича и
 с порога жизнерадостно объявил:

- Доктор! Я согласен на лоботомию.

- Зачем же... - подбодрил его Вася. - Дефибрилляция не так 
страшна. Правда, с вашей реактивностью... Но я дам вам минимальный 
разряд!

- Лучше максимальный, доктор.

- Не перечьте. Не хватало и правда превратить вас в 
растение. С вашей-то чувствительностью, реактивностью...

- Ненавижу тебя, датрианский прихвостень и пособник! - с 
чувством сообщил ему Антон.

- Ничего, это не смертельно. Я и сам себя недолюбливаю. 
Ложитесь на кушетку. Устраивайтесь поудобнее.

Антон лёг и в приступе бессильной злобы заплакал.



После экзекуции навалилась усталость. Действительно, все 
эти пассаты и муссоны любви и ненависти вымотали Антона до предела. 
Поднявшись с кушетки, он только и нашёл сил, что уронить чуть слышное 
"Спасибо, доктор". Опустошённый, поплёлся домой, где немедленно 
завалился спать.

Проснувшись, прилива энергий и настроения не испытал. 
Достали эти датрианки и Вася Ибрагимович, до чего ж достали! И ещё 
проклятый Августин со своим "делай что хочешь"... Да ничего не хочу!

Как Антон не помер в последующие дни упадка и уныния, 
загадка. Он даже пищу принимал через два раза на третий, да и то не 
каждый день. Сил не находилось просто положить кусок в рот. Попил 
водички из-под крана - и то хорошо.

На дворе установилась ясная безветренная погода - но выйти 
прогуляться даже не тянуло.

В субботу пришли Сорокины и начали барабанить в дверь. 
Очень не хотелось их впускать, но слушать этот грохот тоже было 
невмоготу. И ещё они угрожали взломом. Антон отворил, после чего его 
битых три часа мучили расспросами, а также бутербродами с сёмгой и 
пивом: Матвей сбегал в магазин, пока Ирка наводила в доме подобие 
порядка. И как Антон теперь не помер от пыток - вообще неподвластное 
разуму мистическое чудо.

Сорокины заночевали у него. Утром Антон проснулся раньше 
их, представил, как враги сейчас поднимутся, начнут ходить по квартире и
 опять его мучить. И ему очень захотелось в ванну с тёплой водой - 
вскрыть вены. Но раздеваться и лезть в воду, которую надо ещё набрать, 
показалось чрезвычайно хлопотным делом, силы на которое взять неоткуда.

Пришлось снова терпеть.

Садисты, позавтракав и насильно накормив Антона, продолжили
 спор о том, как его спасать, - они начали ещё вечером, но не сошлись во
 взглядах на методы.

Утром возобновили прения ровно с того места, на котором 
прервались.

- Чего тут думать, завтра надо везти Антоху к нашему 
доктору Пупкину, - первым делом мрачно констатировал Матвей. - Больше не
 к кому. Сдавать друга психиатрам - это попахивает предательством, 
дорогая супруга.

- Чтобы Пупкин окончательно его угробил? - едко 
поинтересовалась Ирка. - Психиатры хотя бы помереть не дадут!

- Да чем угробил? Просто нужно вернуть ему немного любви, 
всего-то и делов, - возразил Матвей. - Зашкал у него случился от 
переизбытка начального уровня. А сейчас, когда Антоха совсем пустой 
ноль, зашкалы ему и близко не грозят. Вернётся в тонус - и будет в 
полном порядке.

Ирка нахмурилась. Потом глаза у неё вдруг опрокинулись. Она
 порывисто обернулась к Антону.

- Не могу поверить, что полный ноль. Антоша! А меня ты 
теперь тоже не любишь? Ни капельки?

Антон обречённо покачал головой.

- Ни капельки. А что толку было б любить?

- Как это что толку? Чтобы жить хотелось!

Антон угрюмо промолчал на такое бессмысленное заявление. 
Как будто безнадёжная любовь способствует вкусу к жизни... 

- Мда, - сказал Матвей. - Совсем плохой.

Ирка побито отошла к окну.

Матвей ей бросил:

- Убедилась? На этот раз импринтинг ему точно показан! Но 
не на датрианок, поезд ушёл. Теперь надо на землянок. А можно обратно на
 тебя, Ир. Вернуть всё на исходные позиции, да и все дела.

- Лучше на какую-нибудь такую, чтобы с толком, - пасмурно 
возразила Ирка и вдруг оживилась:

- Слушай, Матвей! Давай тащи его сюда, пусть выбирает!

Матвей с интересом выглянул в окно - у подъезда, бойко 
чирикая, переминались с ноги на ногу три барышни студенческого возраста.
 Он воодушевлённо потёр ладони, подскочил к Антону, собрал его в охапку.

- Вставай, сломанный андроид! Пойдём невест смотреть. О, 
придумал. Фотомоделей!

- Точно, - сказала Ирка. - Сейчас поведём его их 
фотографировать. Известный мастер, девчонки рады будут. А ему достанутся
 слайды для импринтинга. Смотри, Антоша! Тебе какая больше нравится? Вон
 та рыженькая, по-моему, очень ничего...

Антон безразлично выглянул в окно.

- Не, эту я знаю. А её родителей ещё лучше. Соседка по 
этажу, Наташа Климова. Скучно.

- А что тебе не скучно? Ладно, давай другую. Пухлая 
блондинка, тощая брюнетка? Только давай не тяни, вдруг разойдутся! А то в
 первую попавшуюся влюбим, так и знай.

С тоской Антон понял, что деваться некуда, и по старой 
памяти показал на чёрненькую.

- Только я сам пойду фотографировать, а то стыдно.

- Ого! - обрадовался Матвей. - Оказывается, ещё не все 
чувства отсохли...

Ирка сбегала за фотоаппаратом, и они с Матвеем вытолкали 
Антона на лестницу.

Сорокины снарядили его в экспедицию быстро, на бегу, но 
пока Антон спускался, девчонки разошлись. Навстречу поднималась Климова.
 Антон понял, что канитель может затянуться, и выдавил улыбку.

- О, Наташка, привет! Давай тебя щёлкну?

- Привет, - она кокетливо рассмеялась. - С чего бы это?

- Да так. На Датру, наверное, уезжаю. А тебя ни разу не 
фотографировал - безобразие.

- На Датру?! Да ты что! Ой, давай фотографируй, конечно! И 
мне тоже фотку подгонишь, ладно? Художественную, да?

- Конечно! Могу всю катушку отщёлкать...


Потом пришлось проявлять плёнку, печатать снимки. Ещё на 
лестнице проснулся инстинкт фотографа, и теперь Антон сам решил, что в 
ателье, чтобы плёнку там испортили, её никто не понесёт.

Любимая работа чуть оживила его чувства и энергии. Сорокины
 даже поверили, что до Васи Ибрагимовича он способен добраться своим 
ходом. Чтобы вести друга к доктору, с работы отпрашиваться не надо.


Но в понедельник собирался Антон долго и мучительно. Он 
понимал, что нужно идти. И даже был готов морально. Но так ломало 
пускаться в дальний путь...

Вечером звонили Сорокины - Антон соврал, что посетил 
Пупкина, теперь чувствует себя замечательно.

Какая разница, завтра всё равно сходит.

Но весь вторник он просидел перед фотографиями рыжей 
девчонки, развешанными на стенде. Столько в них было жизни, здоровья, 
красоты. А какие ракурсы и композиции... Нет, всё-таки, он мастер! 
Дурачьё набитое эти датриане...

В среду Антон даже выходил на улицу, но побродил по дворику
 и вернулся в квартиру, к стенду. А вечером снова позвонил Матвей - 
поделиться вестями из подполья. Вася Ибрагимович скрылся в неизвестном 
направлении. Лабораторию накрыли менты, но сам доктор улизнул. И никто 
не знает, куда. Антон точно был у него в понедельник?

Антон поклялся, что точно и что по Наташе Климовой теперь с
 ума сходит. Ну, не совсем с ума, маловато, чтобы наложить на себя руки 
от несчастной любви. Но достаточно, чтобы не покончить счёты с жизнью из
 отсутствия к ней вкуса. Антон во время разговора старался держаться 
бодро, и Матвей вроде бы поверил.

Мда, незадача вышла с Пупкиным.

После разговора Антон отобрал лучшие снимки и понёс 
Климовой. Но, выйдя на лестничную клетку, передумал. Вернулся, развесил 
снимки как было. И пошёл звать Наташу. Пускай сама выбирает.

Потом они пили чай у него на кухне. Умничка-соседка 
принесла вкуснейшее в мире домашнее печенье - сама пекла. А училась она,
 оказывается, на ветеринара. По мнению Антона, совершенно замечательная 
профессия. Очень нужное и благородное дело - лечить кошек, собак, 
датриан... Наташа заразительно смеялась! Они договорились, что 
послезавтра, в пятницу, Антон пофотографирует её группу. А в субботу у 
Наташи всего одна пара, после которой можно сходить в парк. Попинать, 
если не будет дождя, золотые и багряные листья под ногами. Вдвоём.



И уже в пятницу стало ясно, что к сгинувшему Васе 
Ибрагимовичу-то и незачем. Определённо, любимая работа и рыжая соседка 
вернули Антона к жизни.



Вот только в субботу, когда они с Наташей сидели на 
скамейке в парке, переплетая руки, и она доверчиво склоняла голову 
Антону на плечо, густая тяжёлая мгла окутала его душу.

Теперь никакими средствами не доказать Сорокиным, что его 
новая любовь имеет естественное, живое происхождение. Он сам поклялся, 
что это импринтинг. А доктор Пупкин бесследно исчез, даже слабого слова в
 защиту не скажет.

И если когда-нибудь эмоционально туговатые Сорокины 
нечаянно проговорятся...

А ведь всё тайное однажды становится явным. В том, что с 
Датрой полный пролёт, Антон уже покаялся. Так не лучше ли сразу 
признаться и в недоразумении с импринтингом, который в действительности 
не состоялся?

Но поверит ли Наташа?

С другой стороны, не подло ли скрывать от неё настолько 
реальную возможность будущей ошибки?

Но и не глупо ли, не бесчестно ли перед собой и своей 
любовью подставляться на ровном месте?

Ama et fac quod vis. Если это любовь, то делай что хочешь, 
Антон.

Вот только знать бы, любовь, не любовь. Но откуда, когда ты
 и близко не сверхсущество на планете любви.

Всего-то недоломанный андроид. Всего-то на планете Земля.